“Рассказ посвящяется памяти моего двоюродного брата, Аршака Акимяна”
В холодную дверь дома постучали беспокойно и тревожно. Одетый в толстый тулуп и спортивную шапку (помощь из Италии), я открыл дверь. У двери стояли бледный, небритый парень и женщина за пятьдесят. Они внимательно рассмотрели меня. Взгляд женщины показался знакомым, глаза напомнили что-то печальное…
- Проходите, — сказал я и пропустил их в дом. Женщина, заходя в дом, шепнула парню, — это он.
- Ваше лицо мне знакомо. Не знаю, может лечил Вас?
- Да, — слазала женщина, — еще как, вернее спасли мне жизнь.
Вспомнились тысячи случаев, но не сообразив, взглядом и жестом руки посатарался выяснить.
- Помните Ленинаканский роддом?, — сказал парень, стараясь уточнить и разорвать запутавшийся клубок, — Ваш брат показал нам дорогу к Вашему дому.
Заметил, что женщина осторожно прячет руку: чуть ниже запястья ее не было. Вспомнил, понял и оцепенел…
- Разреши обнять тебя, — сказала женщина, — обняла и горько заплакала, — наконец-то я нашла тебя, тысячу раз видела тебя во сне, говорила с тобой, молилась за тебя…
Молча стою , парализованный и растерянный, и смотрю, как в мгновение ока, у меня дома появились эти незнакомые и родные люди, поставив меня тем самым, в неловкое положение.
Вспомнил…. Воспоминания перенесли меня в разрушенный Гюмри – Ленинакан, в роддом, который от декабрьского землетрясения разрушился до основания, похоронив мечты и чаяния тысяч людей.
Из под груд я ползком, толкая, поднимал свою окрававленную тетю. Под руинами, в одном из углов, услышал тяжелый стон, посветил фонариком в сторону звука. Женщина настоятельно молила о помощи.
- Я вернусь, матушка, подожди меня, — сказал я и направился к спасительному свету.
- Все что у меня есть – отдам, сынок - воскликнула женщина, вся усыпанная грязью и штукатуркой.
Снаружи друг попросил меня не возвращаться под обломки. «Толчки все еще есть, — сказал он, — спустишься, можешь и не вернуться, развалины все время садятся, опускаются».
- Обещал, не могу, — сказал я и, бросившись вниз по лазу, кричал и звал, ожидая ответа, чтобы сориентироваться в темноте. Двигался ничком, надеясь наткнуться на более широкое место, чтобы суметь развернуться и выйти.
- Я здесь, братишка, освободи меня отсюда.
Подошел поближе, попросил схватиться за меня.
- Не могу, рука… – сказала она.
Посветил фонариком и вижу: рука с пальцами, зажатая под огромной панелью, уже посинела и распухла. Что делать? Сообразил. Вынул из кармана складной нож, смело подошел, потрогал синяк, похожий на плотно наполненный месивом мешок. «Чувствуешь?» , спросил я , «Нет» — ответила она, повернув взгляд в неизвестность. Легко, как будто режешь торт, я отрезал ей руку, немного ниже запястья, завязал первым попавшимся куском тряпки, и вытащил ее из ада. Снаружи, французские хирурги уже искусно делали свое дело. Я спокойно вздохнул. Жизнь незнакомой мне женщины была спасена, хоть и этим страшным, но единственным способом.
Картинка в голове завершилась. Я пришел в себя. Женщина, стоявшая напротив меня – Ахун, а ее сын – Амик, приглашали меня на хаш(армянское блюдо из говяжьих ножек), чтобы отметить нашу встречу. Пили за мое здоровье, хвалили мой подвиг, сделали из меня героя, удостаивая Вашего покорного слугу все более «несуразными» словами. А я сидел и виновато улыбался, и все думал, что я сделал эту женщину калекой, лишив ее руки…
Перевод Н. Мнацаканян